Войны ведутся из-за денег! Мировая война шла из-за границ да рынков сбыта, ради материальных интересов «верхов» – и сколько крови! А Гражданская? Казаки защищали свои привилегии, российские верхи – упоительные вечера и хруст французской булки, крестьяне боролись за землю, городские низы – за то, чтобы жить по-человечески. Представляете себе, какова война, где затронуты материальные интересы всего населения?

Так что же вы думаете, неужели этот, что с жадным любопытством наблюдал агонию умирающих соотечественников, или тот, что рубил детишек, – они после войны так вот просто вернутся, заживут своим домом, примутся за честный труд, как будто ничего и не было? Те, что в озверении били шашками своих, русских, или эти, спокойные, которым убить ребенка – что муху прихлопнуть, после войны придут, обнимут жену, поправят крышу, и словно ничего не было? И отцы, братья, сыновья офицеров побратаются с их убийцами? И родные погубленных детишек ни на кого зла не затаят?

Говорят, поначалу убивать трудно. Фурманов даже целый разговор провел с Чапаевым на эту тему. Легендарный командир рассказывал:

«– Побыл бы ты с нами в тысяча девятьсот восемнадцатом году… Как же ты там без расстрела-то будешь? Захватил офицеров в плен, а охранять их некому, каждый боец на счету – в атаку нужно, а не на конвой. Всю пачку так и приканчиваешь… Да все едино – они нас миловали, што ли? Эге, батенька!

– А первый свой приговор, Чапаев, помнишь?

– Ну, может, и не самый первый, а знаю, што трудно было… Тут всегда трудно начинать-то, а потом привыкаешь…

– К чему? Убивать?

– Да, – просто ответил Чапаев, – убивать…

Говорил Федор и с другими закаленными, старинными бойцами. В один ему голос утверждали, что в каком бы то ни было виде заколоть, зарубить ли, приказ ли отдать о расстреле, или расстрелять самому – с любыми нервами, с любым сердцем по первому разу робко чувствует себя человек, смущенно и покаянно, зато потом, особенно на войне, где все время пахнет кровью, чувствительность в этом направлении притупляется, и уничтожение врага в какой бы то ни было форме имеет характер почти механический».

А теперь представьте себе, как решает любые возникшие проблемы человек, для которого убийство «имеет характер почти механический».

«Жёнка пишет, купец наш до того обижает, просто жить невозможно. Я так решил: мы за себя не заступники были, с нами, бывало, что хошь, то и делай. А теперь повыучились. Я каждый день под смертью хожу, да чтобы моей бабе крупы не давали, да на грех… Нет, я так решил, вернусь и нож Онуфрию в брюхо…» Это из солдатского письма времен Первой мировой, а впереди еще Гражданская…

Немногие из привыкших убивать покаялись, большинство давно утратили это чувство. От работы эти люди тоже отвыкли: работать тягостно и скучно, не то что носиться по стране на лихом коне, грабить, убивать и насиловать. Помните рассказ Алексея Толстого «Гадюка»? Таких были миллионы во взбаламученной, умытой кровью России – непригодных к мирной жизни, не находящих себя в ней и готовых при первом же сигнале трубы снова вскочить в седло – и «вечный бой, покой нам только снится!» И находили они себя, как правило, внутри и около партии большевиков, поскольку борьбы там было столько, что хватит не на одну жизнь.

Впрочем, зачастую их ждал адекватный ответ. «Мирное» население ведь тоже было мирным только по названию. Пройдя через войну, карточную систему, продразверстку, оно привыкло в жестокой борьбе оборонять свой кусок хлеба. Сейчас много пишут о жесточайших методах подавления крестьянских восстаний. А много ли пишут о том, что творили, например, антоновцы? Для их плененных противников расстрел был подарком судьбы. Их жгли живьем, убивали специальными молотками с наваренными зубьями или специальными зазубренными вилами. Вдумайтесь, не простыми, а специальными – не пожалели труда изготовить! Привязывали к скачущим лошадям, распарывали и набивали зерном животы. Винтовка в сарае была, считай, у каждого, а кое у кого и пулеметик имелся. И защищали свои дома, хлебушек, коров и баб они не на шутку. На этом мотиве сыграл Евгений Матвеев в своем знаменитом фильме «Любить по-русски». Так представим себе этот фильм, главный герой которого, перед тем как пальнуть из пушки, крестится не со словами «Господи, только бы не попасть!», а закладывает зажигательный снаряд и говорит: «Господи, помоги не промахнуться!» А пленным бандитам не бьет морду, а вспарывает животы и набивает их спорной землицей. Это мирное население. «Кровью умытые» были куда как хуже.

На Западе для молодежи, ушедшей на войну, придумали даже специальный термин – «потерянное поколение». А как назовем то, что было у нас – «потерянный народ»? И что, скажите, делать с таким народом, по какой пустыне водить его сорок лет, пока не вымрут все «кровью умытые»?

Ситуация усугублялась тем, что страна была полностью неуправляема. Что представляла собой Советская Россия в то время? Это была страна, 80 % населения которой жило по деревням, по полгода без дорог, без связи, без средств массовой информации. В каждом уездном городке была своя практически автономная власть, а в деревнях вообще не было никакой. Народ жил простыми и конкретными интересами, не поддаваясь воздействию никаких идей и идеологов, кроме самых элементарных лозунгов, точнее, всего двух лозунгов – обещания земли и мира. Большевики и пришли к власти на этих простых лозунгах – в городах. В деревнях землю и мир мужики взяли сами. А теперь эту стихию надо было как-то увязывать с общегосударственным интересом. И тогда в деревнях появилась власть – те самые «кровью умытые», которые с радостью отозвались на зов трубы.

Вниз, к зверю, идти всегда легче и быстрее, чем наверх, к человеку. И чем глубже спуск, тем меньше шансов потом снова подняться. За годы войны население России в массе своей озверело, одичало, привыкло к убийству, к тому, что лучший способ заиметь кусок хлеба – отнять его, а лучший арбитр всех и всяческих споров – товарищ маузер. И носители подобных привычек – так уж получилось, – оказались «наверху», во власти. Иные добирались до больших высот, другие были председателями сельсоветов и райсоветов, милиционерами и следователями, председателями парторганизаций и коммунистическим активом – все властные структуры, сверху донизу, были нашпигованы людьми, которые не только не могли, но и не хотели расстаться с привычками Гражданской войны.

И все началось снова. А потом еще раз снова… И потом – еще раз… И еще…

Из реки по имени «факт»

1. Из докладной записки Вышинского Сталину и Кагановичу от 23 января 1934 г.

24 июля 1933 г. в селе Стеклянке Таврического сельсовета Шемонаихского района Восточно-Казахстанской области в колхозе «Завет Ленина» был совершен самосуд над тремя лицами: Фоминых Анисимом – 73-х лет, середняком, его сыном Фоминых Ефимом – 21 года и Еременко Иваном – кулаком. Оба Фоминых были задержаны за кражу колхозной коровы, а Еременко за ранее совершенные преступления. Самосуд кончился убийством названных лиц.

По сообщению областного прокурора, организатором самосуда был начальник политотдела Ново-Шульбинской МТС тов. Морщинин…

23 июля 1933 г. местный милиционер Дроздов задержал за кражу коровы обоих Фоминых и направил их в свою камеру в Ново-Шульбинский сельсовет, где содержался ранее задержанный Еременко. Начполитотдела т. Морщинин 23 июля прибыл в камеру милиционера Дроздова и приказал последнему немедленно отправить арестованных в село Стеклянку, где находится правление колхоза “Завет Ленина”, якобы для производства дополнительного расследования. В правление колхоза, куда были отправлены арестованные, вслед за последними, прибыл Морщинин. Морщинин предложил председателю правления колхоза – члену ВКП(б) тов. Коновалову собрать 24 июля общее собрание колхозников, на котором и убить задержанных. Собрание 24 июля было созвано, арестованные были выведены к собравшимся и в течение 5–8 минут были убиты. Сам тов. Морщинин во время самосуда в колхозе не был…